Действие рассказа А. Тимофиевича «В Кавказской теснине», из которого приводится отрывок, относится к 1928 г. и происходит в окрестностях Нового Афона, где в труднодоступных ущельях гор жили и совершали тайные Богослужения монахи закрытого и разоренного монастыря.
О. Дионисий сидел на небольшом камне, с палочкой в руке, весь согбенный, с закрытыми глазами и, видимо, уйдя весь в себя. Слегка взволнованный, я подошёл ближе и кашлянул. О. Дионисий сейчас же открыл глаза и, казалось, с некоторым недоумением взглянул на меня.
– Батюшка, — сказал я, — простите Бога ради, что я нарушаю ваше уединение, но я приехал издалека, чудом попал в эту пустыньку, и мне никак бы не хотелось уехать отсюда без слова духовного совета и утешения.
Батюшка молча благословил меня дрожащей рукой и, когда я целовал её, она была совсем холодной, а затем, помедлив некоторое время, как бы в раздумье ответил:
– Чем же я могу вас утешить и какой совет преподать, когда сам не имею ни дара рассуждения, ни духовного опыта. В Св. Евангелии и у Отцов Церкви, там ищите ответы на свои недоуменные вопросы.
Я стоял, не отвечая, и батюшка опять словно с некоторым недоумением взглянул на меня, а затем тихо сказал.
– О чём же вы хотите поспросить меня?
Я начал говорить. Говорил я о своём прошлом и настоящих своих житейских обстоятельствах и о трагедии, которую переживает за свои грехи наш народ, и о том страхе, в котором живёт сейчас каждый перед неведомым будущим.
Батюшка не прерывал меня, временами склоняя на грудь голову и закрывая глаза. Потом как-то особенно ласково он взял меня за руку, усадил рядом с собой и, медленно растягивая слова, сказал:
– Тому, кто стяжает Господа в сердце своём, бояться нечего.
А потом с лёгким вздохом продолжал:
– Не кажется ли вам удивительным, что люди так много внимания отдают прошлому и почти совершенно не хотят думать о будущем. А ведь, казалось бы, именно на будущее и должны быть устремлены все их помыслы и все их упования. Ведь нас с вами, как и всех людей, ждёт вечная жизнь.
Батюшка с особенным ударением произнёс последние слова.
– К величайшему прискорбию христиане нашего времени утеряли знание о этой непреложной истине, а если и воспринимают её, то больше холодным рассудком, а не сердцем. В этом отношении первые христиане были во много раз счастливее нас грешных. Для них вечная жизнь была так близка, понятна и естественна, что смерть да ещё за Христа казалась желанной, сладостной. А мы ведь сейчас с ужасом думаем, как могла мать первохристианка уговаривать своих же собственных детей идти на страдания на страшные муки. Вот эта благодатная тайна утеряна нами.
– Взгляните как хорошо вокруг, — вдруг заметил батюшка, обводя рукой перед собой.
И верно, было отчего прийти в восторг. Раннее дивное утро. Непередаваемо прекрасна была симфония красок на волшебной палитре неба, вдали сверкали алмазные вершины гор, ниже их расстилался роскошный ковёр альпийских лугов, соперничая своими красками с небом. Природа пела вековечный гимн своему Творцу.
– А ведь всё это только бледная тень того, что Господь уготовал любящим Его, -вздохнувши, добавил батюшка.
– Вот вы изволите скорбеть, — продолжал батюшка, — как тяжко наказана наша родина, какое творится беззаконие, как поругаема святыня. Всё это сущая правда, что страдает она — мать наша за грехи чад своих, но поверьте, что Господь праведно наказует нас по делам нашим и, попуская врагу нашего спасенья временно торжествовать, тут же претворяет это временное зло в вечное добро.
Ведь вот одной рукой, если можно так сказать, враг разрушает храмы, кощунствует, производит всякое поругание святыни, то другой рукой совершенно против своего желания и даже на свою погибель, создаёт целые сонмы священномучеников, невинно пострадавших, эту небесную рать, эту могучую силу добра, и которые несомненно ускорят и его конечную гибель.
Я думаю, мы не погрешим с вами особенно, если скажем, что за всё время существования Св. Церкви на земле не было явлено столько мучеников, сколько дала их ныне наша Родина.
Это ли не торжество нашей веры и надежды, что Господь помилует её. И хотя верно ваше замечание, что нигде так вновь не распинают Христа, как это в наше время делают русские люди, но зато нигде так не лобызают и не обливают слезами эти раны… Нет в нашем русском человеке теплохладности.
Анатолий Павлович Тимофиевич
«Литературное приложение», 2008 г.
Из книги «Монастырский благовестник. Том 2»
(7)