Святитель Николай вразумил

22 мая Церковью празднуется перенесение мощей святителя и чудотворца Николая из Мир Ликийских в Бари. 

Святитель творил множество чудес не только при жизни, но и по смерти не оставляет всех прибегающих к нему. Поэтому из всего сонма угодников Божиих, Святитель Николай пользуется любовью у русского народа. Святая Церковь в своих песнопениях, прославляет святителя Николая, как скорого помощника всем находящимся в бедах и скорбях. И один примеров такой помощи очень интересно показан в рассказе ниже:

 

…Я обернулся в ту сторону, откуда раздался шорох, и заметил почтенного старичка, сидевшего около самой дорожной канавы. Он снял уже свою котомку, развязал ее и доставал из нее простой черный хлеб.

 

Мне ясно было видно его смуглое, загорелое от солнца приятное лицо, обрамленное окладистою, весьма уже поседелою бородою. По лицу шло несколько глубоких морщин, которые свидетельствовали, что он иного испытал кручины на веку своем. Выражение лица его было серьезное и сосредоточенное.

 

«Как твое имя, старинушка?»

«Крестили меня Пахомом, а по отцу Власьев».

«Что же, далеко ты теперь от родины своей бредешь и куда путь держишь?»

 

«Да родину земную давно уже я забыл, а к небесной все дороги не найду. Чем больше ищешь, чем дальше идешь, тем виднее становится, что словно в лесу заблудился; грехи-то вон что деревья здоровые да толстые, к примеру, хоть бы в этом вот лесу. Промеж их все и трешься, а к опушке-то светлой никак не выберешься, только так и придется где-нибудь в этом грешном лесе попасть, как зверю, в волчью яму, али там капкан какой; и там охотник злой, лукавый враг наш припожалует вынимать свою добычу, вот и живи с ним целый век. Ох! Горе мне окаянному! А если допустит Угодник Божий, пойду поклонюсь его святым мощам, попрошу его указать мне дорогу, чтобы выбраться из дремучего леса. А там что Бог даст, може и кости свои сложу у Преподобного, а може еше и поброжу, как Господь смилуется».

 

«Что же побудило тебя оставить свою хату и уйти в странствие по белу свету?»

«Большая, добрый барин, это история, если начать сказывать тебе. Давно уж это все было, я стал к тому ж и забывать все обстоятельства. Сказать тебе, что я окромя своего духовника никому никогда не рассказывал о своем великом грехе, как это меня бес нечистый попутал?»

 

«Если, дедушка Пахом, тебе не трудно, то сделай милость, расскажи мне эту твою старую историю».

 

Дедушка Пахом начал тихо и медленно.

«Теперь это меня все называют «дедушка», а поболее двадцати лет тому назад меня все звали «дядя Пахом». Устарел теперь-то я, а раньше бывало что тебе косить, что пахать, бывало никто за тобой не угонится: работа так и кипела вот в этих самых руках. Была у меня своя хата, хорошая да просторная, а жили в ней я да жена моя еще, Прасковьей звали, Царство ей Небесное, давно уж скончалась, а баба была трудящая и богомольная, ни одного праздника, бывало, не пропустит, чтобы не сходить в храм Божий и дома строго это наблюдала, чтобы горела лампадочка пред образами. Ладно, жили мы с ней, хозяйство шло хорошо. Одним словом, не знали, как уж и Бога благодарить.

 

…только вот в одно прекрасное время и пошли на нас напасти да искушения одно за другим.

Сперва сам заболел я, когда поправляться стал, вдруг, ни с того ни с сего, пала вся скотина. А тут, как на грех, я снова свалился, сделалась болезнь какая-то, я без памяти долго лежал, а потом поправиться никак не мог. Вот хозяйство-то и не мог я привести в старое довольство.

 

Тут же наш всегдашний злой враг и рода человеческого ненавистник начал нашептывать мне в уши да вбивать в мою глупую голову: «Чего, мол, кручинишься, словно горю и помочь нечем; вон храм-то стоит недалеко от твоей хаты; есть там и ризы на иконах, и сосуды, и другие вещи, есть и ящик церковный со свечами; староста никогда не выбирает из него деньги; возьми потихоньку сколько надо, после вложишь, ведь это не воровство, а просто взаймы, обернешься маленько, а там возвратишь, да еще и лишку дашь на украшение храма Божьего».

 

Как колом засела в голову мою эта мысль, и вот я, наконец, решился привести ее в исполнение. Что бы мне это прямо пойти к батюшке, да и попросить у него взаймы, ведь нет, не додумался до этого. Ох, Господи, прости меня за мое беззаконное дело!

 

Выбрал я это, поудобнее случай, забрался во время службы в соседнем приделе за ящик с облачениями и книгами и стал дожидаться, когда кончится служба и все уйдут. Уж не до службы Божьей было мне, только страх брал, что вот-вот заметят, боялся пошевельнуться, закашлять, зашуметь; а как на грех и кашлянуть смерть хочется и стоять за ящиком неловко… Слышу, наконец, что щелкнул замок в двери, щелкнул и наружный, затихли шаги уходящего с ключами пономаря и стало так тихо, тихо, даже жутко… Сердце мое так и стучит, словно молотом в грудь и отдается в висках… Я просто не в силах был с места тронуться. В сердце моем поднялась борьба: и совесть укоряла, что не за хорошее дело берусь я, что лучше оставить мысль о воровстве, так как могут за это взять да отдать под суд, а там, пожалуй, сошлют еще куда, что и не вернешься домой в родные места, не увидишь никогда близких сердцу, да и помрешь на чужбине, вдали от своих покойников. А с другой стороны, уж очень нужда заела, не знал, как выйти иначе из трудных обстоятельств, думалось, что я не украду, а только ведь взаймы возьму и после отдам вдвое, когда разбогатею, а батьке скажу на духу по совести, а пока только бы обернуться маленько, стыдно как-то перед другими. Ведь уж пришел же, зачем же дело стало? Нечего терять времени… И я решился выйти из-за ящика. Только жутко уж больно было; я перекрестился, чтоб не бояться и вышел. А сам еле жив, ноги трясутся, не могу стоять, руки словно плети повисли, в глазах помутилось, а в голове так и стучит, стучит, словно молотом.

 

Сделал это я несколько шагов, озираясь кругом, так как мне все казалось, что за плечами моими кто-то стоит и зорко, зорко смотрит на меня, примечает все, что я делаю; и представилось мне, что в одном месте мелькнул огонек, я еще больше испугался, опять перекрестился и только шагнул, как показалось мне, что великий Угодник Божий Святитель Николай задвигался на своей иконе, а икона была старинная, хорошо писанная, и по округе ее все почитали и брали непременно в крестные хода, пальчики его — батюшки — разогнулись, и он одним погрозился на меня, а сам так строго, строго глядит, точно молвить что хочет мне, великому грешнику, а, может, и молвил что, да я-то со страху или не расслышал, или запамятовал. Как я еще жив только остался! Тут же батюшке Николаю Чудотворцу повалился к иконе и заплакал: «Святителю отче Николае, не погуби меня, знаю я теперь, на какое беззаконное дело я решился. Ты спас меня, ты не дал моей скверной руке коснуться того, что мои односельчане принесли в дар Богу от своих праведных трудов, что копилось и собиралось здесь по копеечке; ты удержал меня от великого греха, благодарю тебя, покровитель и избавитель наш. Я обещаюсь отныне потрудиться для храма Божьего и сколько Господь веку продлит, собирать на построение храма». Так промолился я со слезами раскаяния не знаю сколько времени, только на мое счастье скоро опять пономарь отпер церковь, так как за батюшкой приехали напутствовать больного, и батюшке надо было взять Св. Дары. Чуть держась на ногах, незамеченным вышел я из храма и с печалью в сердце о своем грехе побрел в убогую хату.

 

Прасковья, жена-то моя, увидев меня, заголосила, думала, что я опять разболелся, а я, остановив ее, рассказал ей, как меня бес попутал, а Николай Угодник спас. Оба мы с ней помолились Богу, а нужды словно наполовину меньше стало, как-то легче сделалось, хотелось теперь лучше с голоду помереть, чем коснуться того, что отдано в дар Богу.

 

Прасковьюшка тогда же присоветовала мне сходить к батюшке и повиниться ему во всем на исповеди и принять епитимью. Рассказал я ему все по совести, как это доподлинно все, значит было. Перекрестился батюшка, вздохнул, да и говорит: «Ох, чадо мое Пахом! Знаешь ли ты, от какой великой беды спас тебя Бог через угодника Своего. Очень нехорошо и грешно брать чужое, воровать, а еще хуже, еще во много раз грешнее, брать Божье, посвященное Богу, это святотатство есть. Вижу я всегда, как ты с женой почитаешь все праздники Господни и посты соблюдаешь, а к иконе Святителя Николая постоянно прикладываешься, свечи пред ней возжигаешь и поклоны кладешь. Вот за это-то доброе и спас тебя Бог по молитвам Святителя. От меня в поучениях вы все много раз слышали, как велик этот Угод­ник Божий и как все его почитают, не только православные, но даже и магометане и язычники, а в нашем народе русском сложилась даже и поговорка: «Мимо образа Святого Николая не проходи, шапки не снимая». Да простит Господь тебе твой грех и да поможет укрепиться во всем добром и да благословит все дела твои».

 

Разрешил батюшка грех мой и дал мне епитимью. Словно совсем другим я человеком стал. С облегченной душой вернулся домой и бодро принялся за хозяйство. И дивны дела Твоя, Господи! Все в моих руках стало спориться, все пошло по-хорошему, и я живо оправился.

 

Пора было уж исполнить свое обещание. А тут Господь-то Сам пришел мне на помощь — прибрал на Свои пречистые руки хозяйку мою, царство ей небесное! А умерла она так тихо, спокойно, словно уснула, совсем по-христиански. Упокой, Господи, ее душу! Похоронил я ее, распродал все хозяйство, избушку свою отдал в дар своей сельской церкви, а сам отслужил молебен пред иконой св. Николая, взял благословение у священника и, попрощавшись с крестьянами, отправился на поклонение Угодникам Божиим. Ходя из конца в конец по матушке России, я поступил в сборщики на один строящийся каменный храм и скажу, во славу Божию, видел уж после него не один храм оконченным и освященным. Вот и теперь помаленьку собираю кто что даст. Очень уж отрадно видеть, когда освящается церковь и начнется в ней приноситься Бескровная Жертва за всех людей, за живых и умерших. Благодать-то Божия все ведь тогда освящает, самый даже воздух освящается, и благословение Господне нисходит на всех».

 

Дедушка Пахом смолк и погрузился в размышление. Видно было, как все существо его было полно неземной радостью, которая особенно отражалась в его блестящих глазах и зарумянившемся лице. Мне казалось, что ему в этот момент представляются все те храмы, на построение которых он от души потрудился, а в них он видит тысячи горячо молящихся Богу и просящих помощи себе в земной жизни; видит, как молитва эта, простая, искренняя и сердечная, доходит до престола Божия, и как оттуда с неба, от Бога милости и человеколюбия, щедро ниспосылаются обильные дары во славу Господа и во спасение людей.

По рассказу «Как дядя Пахом стал собирать на Божий дом».

Из литературного наследия сщмч. Петра (Зверева), архиепископа Воронежского.

«Литературное приложение» №4, 2013г.

Из книги «Монастырский благовестник. Том 3».

(100)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *