Хорошо жилось батюшке отцу Василию, священнику села Пустого Владимирской епархии, так хорошо жилось, что лучше и быть не надо. Первое дело, благословил его Господь счастливым супружеством. Второе же дело, благословил Бог отца Василия служебными успехами и материальным достатком.
Немного послужил во иереях отец Василий в своем маленьком приходе, но многого достиг он. Довольные прихожане говорили: “И нет-то лучше нашего батюшки – что проповеди скажет, что порядки ведет, да по всему!” Храм Божий при неусыпных заботах священника содержался всегда в подобающем благолепии и беспрерывно поновлялся и благоукрашался.
Не обидел Господь счастливых супругов и потомством. Детки росли здоровые, хорошие, радуя и утешая своих родителей, души в них не чаявших.
Сознавал отец Василий, что не может так гладко жизнь идти. Сказано: “В мире скорбны будете” (Ин. 16:33), – и недаром, конечно, сказано. Не миновать скорбей, как спокойному морю не миновать бури. Опасна и страшна буря после долгого благоприятного затишья. Тяжки и скорби для непривычных к ним, особенно после долгой безмятежно-счастливой жизни. “Хоть бы крест какой послал нам Господь на испытание, – втайне молился батюшка, – не очень бы тяжелый, а чтобы не забывались мы, помнили о земном уделе человеческом”.
Осень двенадцатого года священнослужения отца Василия выдалась весьма благоприятная, но в доме отца Василия все были настроены далеко не на веселый лад. Слезы стояли у всех в глазах. Дело в том, что сам домохозяин заболел тифом – такой болезнью, с которой шутки плохи. Конечно, это в доме хорошо понимали, тем более что и местный врач не скрывал серьезности положения больного. Расчеты на организм отца Василия были сомнительны. Потому и обратились все с сердечной мольбой к Господу, да воздвигнет силою Своею больного со смертного одра. Молились прихожане о своем болящем отце духовном, искренне прося избавления от смертной опасности. Молились крепко родственники отца Василия, сочувствуя всем сердцем трудному его положению и положению его семьи и внутренне содрогаясь при мысли о печальном конце болезни. Молились дети-малыши, выстроившись перед божницей и усердно кланяясь в землю.
Но тяжелее всех пришлось матушке Иларии. Не жалость, а ужас какой-то охватил и сжал ее сердце, как тисками. Нет и слез, и молитва не идет на ум, не находит она ни в чем облегчения, успокоения.
Но вдруг среди самого плача матушку осенила какая-то мысль, точно пришло ей на ум верное средство помочь беде своей. Она направилась к божнице, склонилась там на колени пред образами и стала горячо-горячо молиться. Не обыкновенными, заученными молитвами молилась она, но сама слагала свою скорбную молитву, как умела.
“Господи, подними же его, – говорила она, – даруй ему исцеление. Знаю, что я не стою Твоей милости, не заслужила ее. Помоги мне по милосердию Своему, по человеколюбию. Ты, Господи, видишь мою беспомощность, знаешь лучше меня горе мое и нужду мою. Не оставь меня горькой вдовой, а детей сиротами. Что с ними буду делать я? Куда денусь, чем пропитаю и как устрою? Неужели для того Ты дал нам детей, чтобы они век свой плакались на нищету и попрекали нас, родителей? Сохрани же для блага их жизнь отца-кормильца. И если уж нужно по правосудию Твоему кого-нибудь из нас взять отсюда, то возьми меня. Возьми меня за него, Господи! И я умру с радостью, умру спокойная, что не без хлеба, не без призора остались дети мои. Матерь Божия, Святая Заступница! Принеси за меня Свою Матернюю молитву к Сыну Своему, чтобы внял Он гласу моления моего!”
Глубокие воздыхания, прерываемые несдерживаемыми рыданиями, дошли до слуха больного.
– Что ты там делаешь? – спросил он.
– Молюсь, – отвечала матушка. – Одно, видишь сам, осталось – молиться. Не на кого надеяться больше, а Бог все может. Я, знаешь ли, что просила у Господа, чтобы уж лучше мне умереть, чем тебе.
– Напрасно ты об этом просила. Сказано: не искушай. И просила, да не получишь, если не изволит Господь: Он и без нас хорошо видит и знает, что сделать с нами и что нужно нам…
Господу Богу угодно было внять неотступному молению о болящем иерее Василии. Благополучно миновал кризис болезни, и с начала октября ясно обнаружился поворот на выздоровление. Силы восстанавливались, больной быстро поправлялся. Матушка Илария ног не чуяла под собой от охвативших ее радостных чувств по случаю избавления от грозившей опасности. “Не выздоровел, а воскрес мой отец Василий, – весело хвалилась она всем, – не знаю, как и Бога благодарить за это”. Снова водворился в доме прежний порядок.
Прошел год, и опять наступила осень. Но какою противоположностью была она предыдущей! У отца Василия заболела не на шутку жена его, матушка Илария, заболела как-то неожиданно, сперва не шибко, а там и совсем слегла. Больная больна была телом, но духом бодра и этой бодростью вселяла в окружающих надежду, что скоро поправится и поднимется. Но надежды все не сбывались. Матушка причастилась и просила мужа пособоровать ее…
На другой день после соборования прибыл врач из уездного города, приглашенный отцом Василием на консультацию с местным врачом. Справедливость требовала сказать настоящий диагноз болезни без всяких прикрас. “У вашей жены, батюшка, мы с товарищем нашли болезнь печени, все другие, ревматические явления происходят от этой главной болезни. Лечить ее мы, признаться вам, затрудняемся. Так мы решили предложить вам немедленно поехать в московскую клинику для совета с более сведущими медиками”.
Добившись, хотя и неохотного, согласия на поездку, отец Василий сейчас же стал собираться в дорогу. Сборы были недолги. Перед отъездом больная мать настояла на том, чтобы благословить детей.
– Будьте умны, детки, да всех слушайтесь, папу любите, меня не забывайте, – наставительно говорила она детям, целуя их и крестя святой иконой.
Совет клинических докторов констатировал рак печени у больной, о чем на третий день и было объявлено отцу Василию.
Праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Торжественно справляется служба Божия в храме села Пустого при множестве молящихся. И видят, и слышат прихожане, что больно невесел их батюшка, отец духовный, глубокой печалью омрачено его лицо, дрожит, замирает, прерывается то и дело его обычно звучный голос, и поневоле все настраиваются на непраздничный лад. Помолившись, все разошлись по домам. Только отец Василий долго еще не выходил из храма в тот день. В молитве перед Божиим престолом он искал утешения своему смятенному сердцу. В молитве к Богу искал он утоления своим горестям, которые теснили душу. Он сознавал, что только тем и можно облегчить свое тяжелое иго – искренно, усердно молиться и с детскою доверчивостью предать себя всеблагой воле Божией, помощи и заступлению святых угодников. Все земные доступные средства к отвращению нависшей беды были исчерпаны. Горькое вдовство для себя и тяжелое сиротство для детей предстояло в самом, очевидно, близком будущем.
На другой день Покрова к отцу Василию приехали тесть с тещею, приехала и сестра его.
– Да, – рассуждали у постели больной ее родители, – видимое дело, что развязка близка. Нечему жить. Вся высохла, куда что девалось, только что дышит, и то еле-еле. И отчего этот рак у нее завязался, странное дело. Разве уж не от прошлогоднего ли ее горевания во время вашей болезни он привязался к ней?
– Все может быть, конечно, – отвечал отец Василий. – Это я и сам хорошо помню, каких мучений стоила ей моя болезнь. Чего уж? Молилась Господу, чтобы взял ее к Себе за меня. Ведь только крайнее отчаяние, руководимое самоотверженной любовью, могло подвинуть на такую молитву и просьбу. И что удивительно: то было 2 октября, в нынешний, значит, день. Неужели же Господь и судит быть по ее прошению и возьмет ее к Себе? Тогда все станет понятно: это перст Божий, это она умолила и за меня свою жизнь положила.
Вечером в тот же день не стало матушки Иларии: отошла с миром ко Господу. Лишился отец Василий горячо любимой жены, семья – заботливой матери, родные – радушной, ласковой хозяйки, а прихожане – услужливой, приветливой матушки. Потеря была велика равно для всех.
Много народа собрало погребение матушки Иларии, несмотря на то, что день был будний. Всем непритворно жаль было, что так рано угасла столь нужная жизнь, жаль было оставшихся детей-сирот, из которых половина не понимала значения понесенной утраты, жаль было и батюшку…
“Воля Божия, воля Божия, перст Божий!” – мысленно твердил батюшка, возвращаясь последним домой от свежей могилы. «Вот если бы и мне теперь лечь рядом с почившей, не надо бы мне другого утешения. Только дети вот, дети…» А дети тут как тут, уже вились около него, хватали его за беспомощно повисшие руки, путались в раздуваемых ветром полах рясы, попадали под ноги, стараясь заглянуть ему в глаза и чувствуя своим маленьким сердечком, что не осталось у них, кроме отца, другого близкого, родного человека, что он теперь должен им заменить и мать, и всё.
Священномученик Василий Соколов
«Благовестник» №27, 2012 г.
Из книги «Монастырский благовестник. Том 2».
Прот. Василий Соколов – выдающийся проповедник и пастырь. Служил в Московском храме Николы Явленного. Через 20 лет после событий, описанных в рассказе (опубликованном в журнале «Странник» под названием «Умолила»), о. Василий был арестован по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей и принял мученическую кончину в 1922 г. В последнем письме перед расстрелом священномученик писал: «Идите за совестью и за Христом – и никогда ни в чем не потерпите урона».
(127)